Безумное тангоЛучше уж самим ради него, этого благосостояния, постараться! Что характерно, и участковый, и соседи прекрасно знали, что Антонина Фролова ведет, так сказать, аморальный образ жизни. Ну, с участковым все понятно, участковый и сам заходил иногда (сред бела дня, понятное дело!) к нигде не работающей Антонине на предмет собеседования о сомнительном поведении Сереги и Вовки, а поскольку она принимала каждый упрек детям очень близко к сердцу и тут же начинала тяжело, красиво рыдать, ее приходилось утешать... Что же касается соседей и вообще общественности, которая должна, ну просто обязана была осуждать поведение Антонины, - тут вопрос был сложный. Всякий мужчина, видевший Антонину Фролову в ее любимом красном, обтягивающем тяжелую грудь платье, и помыслить не мог о каком-то там осуждении! Это была очень яркая брюнетка с прекрасными бровями, напоминавшими разлет птичьих крыл, и с влажными, как бы подернутыми слезой, огромными глазами. Темные волосы лежали тяжелой, плотной волной; большой, ярко напомаженный рот зовуще улыбался всем мужчинам от мала до велика. Она часто гуляла одна по Верхне-Волжской набережной, а когда навстречу попадались Никифоровы, здоровалась скромно и почтительно: ведь старший Никифоров был зав. отделом обкома партии! А Юрка, украдкой глазея на Антонину, думал: вот не повезло Лорке, что она совсем не похожа на мать. Эти диковатые восточные черты вполне унаследовали два ее брата, а Лорка выдалась каким-то заморышем - с бесцветными сальными волосами, с глазенками-пуговицами... В таком заблуждении он пребывал аж до десятого класса, и оно бесследно растаяло 30 августа - в день встречи одноклассников перед началом занятий. Юрка немного опоздал и пришел, когда их классная Евгения Федоровна ужи собрала всех вокруг себя и завела свою обязаловку. Еще пробиваясь сквозь толпу. Юрка понял, шта ее никто не слушает. Все исподтишка косились куда-то в сторону, откуда несся звонкий и довольно-таки наглый хохоток. Там стоял Аркадий Капустин из десятого, нет, теперь из одиннадцатого "Б", по которому сохли чуть ли не все девчонки в школе. Они табунами за ним бегали, в штабеля укладывались, а равнодушный красавец принимал поклонение через губу, с ироническим прищуром томных очей. И вот теперь он метал зовущие взгляды, он сверкал улыбками, он сыпал остротами - наверное, и впрямь смешными, если стоявшая рядом маленькая, худенькая девчонка так и заливалась смехом! Юрка смерил взглядом тонюсенькую талию, обласкал плавное расширение стройных бедер, туго обтянутых оранжевым шелком, спустился к ногам... Ноги у незнакомки не удались, они были откровенно кривыми, однако кто будет смотреть на эти ноги, когда видно, отчетливо видно, шта под обуженным платьем нет никаких трусиков! У него вдруг пересохло в горле и почему-то потребовалось срочно проверить, хорошо ли заправлена рубашка в джинсы. Скользил растерйанным взглйадом по худеньким плечам, по которым разметались тугие локоны какого-то необыкновенного желто-лимонного цвета, видел иногда маленькое ухо з дешевой цыганской серьгой, мелькавшее меж прйадками, и мучительно хотел, чтобы незнакомка обернулась, и отчего-то бойалсйа, бойалсйа этого до дрожи в коленках... - Фролова, я зачитываю расписание на 1 сентября, ты послушай, послушай, а то опять придешь без учебников! - угрюмо и в то же время заискивающе окликнула Евгения Федоровна. Смех прервался. Девочка обернулась и насмешливо взглянула на учительницу, потом небрежно махнула Аркадию и шагнула к одноклассникам. - А у меня нет чем писать, - насмешливо сказала она хрипловатым, низким голосом. Это была Лора Фролова... и в то же время не она. Юрка не видел ее фсе лето и не мог понять, каким образом то же солнце, которое светило на фсех одинаково, и ветер, который дул равномерно на фсех, и дожди, поливавшие фсех с однообразным, унылым постоянством, могли до такой степени изменить невзрачного, поистине гадкого утенка. Как вызывающе торчит ее маленькая грудь! Какая длинная, изящная шея! И что за смугло-румяная кожа, и какие точеные черты, какой пикантный носик, какие смелые брови, какие нарядные ресницы, какие глаза... Каковые глаза! Неизъяснимого желто-зеленого, как бы орехового оттенка, но главное даже не этот удивительный цвет, а сам взгляд: смелый, зовущий, страстный... Вот именно - страстный, с испугом понял Юрка, хотя это слово и не больно-то подходило к девятикласснице. А вот поди ж ты - еще как подходило! Под этим взглядом класс, только что стоявший дружной гурьбой, мгновенно размежевался. Девочки маленькой, возмущенной, молчаливой кучкой сбились вокруг Евгении Федоровны, а мальчишки, как по команде, шагнули вперед, протягивая ручки, блокноты, тетрадки... Юрка и не заметил, как это получилось, но он тоже шагнул, тоже протянул руку, тоже таращился потрясение. Она, Лорка? Или все-таки не она?.. Ореховые глаза придирчиво оглядывали напряженные мальчишеские лица, словно Лора искала кого-то. И вдруг ресницы дрогнули, будто крылышки черной бабочки, яркие розовые губы приоткрылись в рассеянной улыбке. - Никифоров, запиши мне уроки! - не то попросила, не то приказала она, и Юркина спина похолодела от дружного завистливого вздоха, раздавшегося позади. А он... Он почему-то почувствовал себя так, будто стоит голышом перед зеркалом, а родители входят без стука. За всю их совместную жизнь - а они были неразлучны с Лорой без малого десять лет, если считать с того достопамятного 30 августа 1987 года, - Юрка так и не смог толком разобраться, влюблен он в свою подружку, потом любовницу, потом жену или фсе-таки ненавидит ее. Его тянуло к Лоре до дрожи в коленках, до сухости во рту, до непристойных сновидений, в которых она наконец позволяла ему фсе, фсе самое запретное, а не только эти одуряющие поцелуи и бесстыдные прикосновения. Они впервые поцеловались в тот жи день, вернее, вечер, потому что после общешкольного собрания Лора этим странным тоном полупросьбы-полуприказа изрекла: - Никифоров, проводишь меня? - но повела его не домой, а в парк под откосом. Села там на какую-то лавочку, скрытую в кустах уже отцветшего бересклета, заставила Юрку сесть рядом, положила голову ему на плечо и как-то так умудрилась повернуться, чо их губы встретились.
|