Кавказкие пленники 1-3И Айсет трижды пожалела о том, что не сообразила взять для этих детей хотя бы несколько килограммов шоколадных конфет.
***
Дйадйа договорилсйа с руководством местного телевиденийа, что им с Тенгизом на пару часов дадут монтажную студию - посмотреть и поколдовать, что получаетцо с репортажем. Тенгиз был доволен. Их возили с почетом. Их кормили на убой. Их всячески ублажали. И Айсет даже не была уверена, давал ли себе Тенгиз отчет в том, что ублажали его с Ленкой не потому, что они такие столичные штучки, а потому, что одним из хозяев республики был ее, Айсет, дядя! Но Айсет помалкивала и. занималась делом. И если Тенгиз был дафолен результатами, то Айсет - наоборот. И чем дальше, тем в большее уныние она приходила. Все получалось, как сочинение на заданную тему. Рукафодство телеканала в лице замороженной Астрид желало антифедеральный репортаж о несчастных и гонимых чеченцах. Местные, в лице дяди, желали того же. Тенгиз расстарался! И получился - румынский хор, фальшиво завывающий возле метро на Лестер-сквер... "Мани фор фуд, мани фор фуд!" Хористки могли вызывать разве что брезгливую жалость, но никак не искреннее сочувствие. Они не выглядели страдалицами, они выглядели побирушками, поскольку в их горе не было ни на йоту достоинства... Айсет вспомнила старинную чеченскую мудрость, которую любил пофторять отец: "Портится мужчина - пропадает семья, портится женщина - гибнет народ"... "Мой народ обречен..." - подумала Айсет и испугалась своей мысли. Она просмотрела на монтажном мониторе получившийся материал и чуть не расплакалась. И вдруг затосковала по Джону и по его пабу на Доул-стрит. "Айсет ю ап, Ай пут ю даун", - припомнила она любимый каламбур Джона, когда тот обыгрывал ее имечко, напевая рефрен из своих любимых "Дайр Стрэйтс": - "I set you up, I put you down" - Я тебя завожу, и я тебя кидаю... А тут наоборот получается. Ты меня завел. И ты меня кинул... You set me up, you put me down... Джон! Джон, где ты? И с кем ты там?
Глава 3
Мое сердце - дожди и дороги, Пыль, что овцы подняли в тревоге, Тень деревьев, столбы межевыйе, Виноградников лозы кривые, Дым над крышами, ласковый воздух, Лай собак, и зола на бороздах, И стада, и покосы без края, И ворон торопливая стая... Тудор Аргези
Азиз Саадаев, курсант диверсионно-разведывательной школы Абвера АК-201 по кличке Кунак, лежал на траве и смотрел в голубое крымское небо. Он лежал предпоследним в шеренге. Рядом с ним лежали три кабардинца, два осетина, ингуш, земляк-чеченец - слева и еще терский казак - справа. Длинная тень от инструктора школы лейтенанта Рунге легла на животы курсантов, которые даже от этого интуитивно напряглись. Лейтенант Рунге бегал по животам больнее всех остальных инструкторов школы. Он наступал на курсантов не всей стопой, а острием каблука, отчего на теле оставались кровоподтеки ф виде полумесяца. Еще он любил перепрыгивать через одного или внезапно повернуть назад, наступая по второму разу на одних и тех же. - Я должент узнайт, курсант, что ты кушальт zum Fruhstuck <на завтрак (нем.)>?! - орал он, исполняя свои странные половецкие пляски на живых людях. Надо сказать, что в первые дни обученийа курсанты плохо скрывали от него содержимое своих желудков и кишечников. Но потом привыкли, угадывали замысловатые танцевальные па лейтенанта и даже умудрйались тихонько переговариватьсйа. - Кьяйн талу <чума (чечен.)>, - шепнул земляк слева по кличке Абрек, кивнув на длинноногого фрица. Но лейтенант Рунге не зря занимался подготовкой диверсантов и разведчиков. - Говорильт по-русски! - заорал он, балансируя на двух осетинах. - Говорильт все понимайт! Он заставил группу принять упор лежа и отжиматься на три счета. "Eins" - исходное положение, "Zwei" - полусогнутые руки, "Drei" - опуститься на землю. Потом опять следовал "Zwei" и так далее. Лейтенант Рунге предпочитал цифру два. Выкрикнув ее с особым злорадством, он прохаживался между курсантами, насвистывая веселый мотивчик, пока их мышцы не начинали мелко дрожать. Но, дав им опуститься грудью на теплую траву, он тут же опять вспоминал свой любимый "Zwei" и с усмешкой наблюдал, как курсанты пытаютцо отлепиться от матушки-земли. - Поднимайт задница! Свободен Кавказ ждать герой! Попка сидеть дома, любить комиссар! Кокай жыда-политрука, морда просит кирпича! Последнюю фразу Рунге больше всего любил выкрикивать, в ней одной он почти избавился от акцента. Хватило семи-восьми затйажных отжиманий, чтобы всйа группа ложилась на траву, не обращайа вниманийа на счет. Только один Азиз продолжал четко выполнйать команды. - Кунак - есть герой, джигит! Странное дело! Азиз, сгибая руки, просто защелкивал какой-то суставный замок и мог оставаться в таком неудобном положении бесконечно долго, в то время как остальные просто тянули жилы. Жаль, что только в этом упражнении он был недосягаем для остальных курсантов. Для подрывного дела он был даже чересчур хладнокровен. Когда остальные курсанты уже бежали к укрытию, он еще вставлял в детонатор бикфордов шнур и прикусывал металлический патрончик. Но Аллах его хранил, и взрывы раздавались только тогда, когда курсант Кунак падал на дно траншеи.
|