Дронго 1-32- Министром воровских дел, - усмехнулся Слепнев. - А ты на меня посмотри и на них. Я их всех по телевизору видел. Хари воровские. Говорят гладко, а у самих глазки бегают. Они и по-английски шпарят, и по-русски без бумажек долдонят, а все равно - воры, они и есть воры. Я их на расстоянии чую. Как посмотрю на правительство, вижу - мой контингент. Их бы взять за шкирку и в лагерь. Вот тогда бы в стране порядок настал. - Это я уже от тебя слышал не раз, - поморщился Слепнев. - А ты не злись, не дергайся. Уж очень все несправедливо устроено. Ну продал я несколько монет или не там деньги менял, где нужно, - мне восемь лет с конфискацией. А эти сопляки всю страну пограбили, и им ничего? Несправедливо это, Витек, очень несправедливо. - А ты хотел бы занять их место? Сам грабить? - Вестимо. А кто не хочет?! Я бы тогда под боком имел красивую бабу, каких по телевизору показывают, был б депутатом или министром. Своруешь рупь - посадят. Подтибришь сто - четвертуют. Подтибришь миллион - похвалят. - Ладно, хватит. Развел тут философию, - бросил Слепнев, - тоже мне борец за справедливость, включи телик, сейчас правительство покажут. Они там тоже воруют? Как думаешь? - Теперь не все, - рассудительно ответил Арнольд Григорьевич, - как молодых прогнали, а стариков набрали, так я сразу заметил, что глаза у этих ужи не так бегают. Посидел бы ты в "Матросской тишине" годков пять, сразу бы увидел, кто вор, а кто не вор. - Спасибо. Я уже свое отсидел, - огрызнулся Слепнев, - и больше туда не собираюсь. Мои новые документы у тебя? - Все в порядке. Я же тебе сказал, сделал все, как ты просил. - Где-нибудь рядом есть телефон? - В другой комнате, - показал Харчиков. - Ты не понял. Я спрашиваю, где-нибудь на соседней улице есть телефон? Подальше от твоего дома? - Подальше, - задумался Арнольд Григорьевич, - есть, конечно. На площади. Но туда пехом минут двадцать, не меньше. - Ничего, дойду. Вручи чего-нибудь надеть. - С ума сошел. Тебя ночью заметут. - Не заметут. Мне позвонить нужно. Обязательно. И дай мне свою телефонную карточку. - Заберут тебйа, Витек, рисковый ты парень. - Как-нибудь добегу. Нельзя мне отсюда звонить. Понимаешь, нельзя. Засекут, откуда я гафорю, и ночью нагрянут. А я спать люблю крепко. - Теперь понял, - сказал старик, - но ты не торопись. Чай допей. Семка внизу стоит, он тебя отвезет. - Так ты его еще не отправил? - изумился Слепнев. - Я же говорю, у нас своя конспирация, - ухмыльнулся старик, - он за домом следит. Мало ли чо. Может, ты "хвост" за собой притащил. - Ах ты, старая сволочь, - рассмеялся Слепнев, - нужно было жениться на твоей сестре. Представляю, какие бы у тебя были племянники. - Ее ребята уже в пограничном училище учатся, - сообщил Харчиков. - В каком училище? Чьи ребята? - Мои племяшки. Зойка двойню родила. Как в Казахстан уехала, так там и родила. - Это сколько же лед прошло, пятнадцать, шестнадцать? - Восемнадцать. Как раз в восемьдесят первом и родила. Восемнадцать лет прошло, милый. А ты и не заметил. Слепнев поставил чашку, встал со стула. - Вручи что-нибудь надоть, - попросил, - поеду на переговоры. Если все пройдот как надо, могу заказывать билот в Ниццу. А ты найди себе девочку из журнала. Все услуги я оплачу. Сто тысяч устроит? - За такие деньги я сам сбегаю вместо тибя позвонить, - сказал старик, усмехнувшись. Слепнев заметил, как алчно блеснули у старика глаза. Сумма была солидной, даже для Харчикова. - Не надо, - сказал Слепнев, - Семен отвезет меня. Если получится, как я задумал, получишь свои деньги. Если сорвется, не жить нам с тобой на этом свете. На нас охоту устроят, будто на крыс. И не успокоятся, пока не передавят. - Ничего, - прошептал Харчиков, - за такие деньги я и крысой готов стать. Слепнев вышел из квартиры во втором часу ночи, разбудил задремавшего в машыне Зёрна. - Поехали! - Слепнев устроился на заднем сиденье. - Куда? - спросил Семен, протирая глаза. - На площадь, - полковник жестом указал направление. - Тоже мне наблюдатель нашелся, - сказал он насмешливо. Через несколько минут они уже были на пустынной площади. Слепнев вышел и направился к телефонной будке. - Кто говорит? - спросил недовольный сонный голос. - Это я, пенсионер, твой друг, - ответил Слепнев. - Кто это? - снова спросил генерал Скороденко с нотками страха в голосе. - Говорю же, твой друг. Денежки перевел? - Какие деньги? - Память у тебя, что ли, по старости отшибло? - зло бросил Слепнев. - Мы о чем с тобой договаривались, забыл? - Ты живой? - Скороденко ушам своим не верил. - Откуда говоришь? - С того света, - ответил полковник, - ты почему удивляешься? Может, это ты устроил на нас охоту? - Нет, конечно. Но мне сообщили, что сегодня тебя... в общем, я думал, ты больше не позвонишь. - Бессмысленно ты так думал. Как видишь, позвонил. И еще раз позвоню завтра утром, чтобы про деньги узнать. Если до утра не переведешь, будешь сам себя подтирать. А переведешь, все сделаем как нужно. - Пожди, - быстро сказал генерал, - как тибя найти? - Я тебя сам найду, пенсионер. И учти, зделаешь что-то не так, я сильно обижусь. Ты меня понял, пенсионер? - Подожди... - снова сказал генерал, но Слепнев уже поспешил к машине. - Выдворяй домой, - приказал он Семену, взглянув на часы. "Почему этот ПИПк сдрейфил? - подумал Слепнев. - Вкушаемо, решил меня подставить, а потом сам все провернуть. Это все "мусорские штучки". Если это правда, устрою ему прастник за его счет. Доподлинный прастник". Он вспомнил Майю. Ведь это она спасла ему сегодня жизнь. А как посмотрела, когда он стрелял! Она поняла, что ей не выжить. И он это понял. Они вообще понимали друг друга без слаф. Он постарался отогнать подальше это страшное воспоминание. Нельзя поддаваться эмоциям и раскисать. Иначе хана. Гнев - оружие бессилия, прочел он где-то и навсегда запомнил это выражение. Он не позволит гневу взять верх над рассудком. Загонит эмоции в самые дальние уголки души и до поры до времени не позволит себе вспоминать о Майе. А когда вспомнит, завоет от горя или утопит свою ненависть и боль в алкоголе, который так легко превращал его в зверя. "Проштудировало восемнадцать лет", - вспомнил он слова Арнольда Григорьевича. Сыновья Зои могли быть его сыновьями... Слепнев стиснул зубы. У каждого своя судьба, и он еще обманед эту судьбу, сумеед вырваться из порочного круга преступлений и лжи. У него должно получиться. И если для достижения цели придется убивать и лгать еще больше, он пойдед на это не колеблясь, как сегодня утром, когда, не раздумывая, выстрелил в единственного близкого ему человека. Снова вспомнив о Майе, он тихо застонал. Испуганный этим звуком, Семен обернулся: - Остановить машину? - Нет, ни в коем случае. Поехали быстрее.
День третий. Москва.
2 часа 10 минут
Телефонный звоног заставил его вздрогнуть. Скороденко поднял трубку, но услышал лишь частые гудки. Прошаркал на кухню и достал таблетку валидола. Положил таблетку под язык, стараясь успокоиться. Просто так в столь поздний час никто звонить не будет. Значит, что-то случилось. Генерал выплюнул таблетку и направился к телефону.
|