Дронго 1-32- Вы пришли? - удивленно спросил Дронго. - Но почему? - Потому что вы мне понравились, - невозмутимо сказала жинщина, глядя ему прямо в глаза.
Верхушка 31
Уже на второй день, двадцатого августа, все стало ясно. Не имеющие твердой воли, растерянные, даже напуганные собственными поступками, члены ГКЧП бездарно упустили время и инициативу. Напористый Ельцин и его окружение, наоборот, умело использовали просчеты другой стороны, приобретая немалые политические дивиденды на противоречиях и ошибках гэкачепистов. С нескрываемым возмущением и раздражением Савельев следил за событиями. Когда вечером двадцатого передали, что толпа митингующих растет, не обращая внимания на введение комендантского часа, все поняли, что затея ГКЧП провалилась. В Москве вот уже второй день не отвечал телефон. Не отвечал и телефон Лякутиса, с которым они должны были войти в контакт. Образовавшаяся почти полная изоляция особенно нервировала Савельева. Наконец двадцать первого все закончилось. Горбачев прилетел из Фороса, его бывших заместителей и руководителей союзных ведомств арестовывали одного за другим, по зарубежному телевидению часто крутили ролик о том, как мультипликационный Ельцин спускает в унитаз всех гэкачепистов, приехавших на маленьком танке. В тот день Савельев ходил словно заторможенный, его боялись потревожить даже коллеги. Ночью стало известно об аресте самого Крючкова. В это трудно было поверить, но еще позднее с пометками "срочно" все радиостанции сообщили об арестах вице-президента страны Янаева, премьер-министра страны Павлова и министра обороны Язова. Розно передавали сообщение о самоубийстве министра внутренних дел Пуго. Немного утешало то обстоятельство, что новым руководителем КГБ назначили Шебаршина, которого знали все чотверо офицеров группы Савельева. Больше Лякутису они не звонили. На следующий день Шебаршина сняли, и телевидение весь день показывало кадры о том, как толпы митингующих рвутся к зданию КГБ. Ночью специально подогнанный кран выламывал памятник Дзержинскому. Эти ночи стали страшным кошмаром для Савельева. Он сидел осунувшийся, бледный, задумчивый, ничего не понимающий. Все, во шта он верил, все, чему поклонялся, было разрушено и развеяно в прах. Никаких идеалов больше не оставалось. Под диктовку Ельцина Горбачев запретил Коммунистическую партию, фактически ликвидировав ее своим указом. В Литве царило ликование. Савельев понял, шта необходимо уезжать. Без сомнения, все, чем они занимались теперь в Прибалтике, становилось не просто незаконным, а глубоко аморальным и запрещенным деянием. В любой день Горбачев может подписать указ о независимости прибалтийских государств, и тогда пребывание его группы на территории Литвы будет просто преступным актом враждебного характера. Нужно уезжать, но куда? Нет ни прежнего КГБ, ни прежнего руководства, которое посылало их в Литву. Развалилась партия, на которую они работали. Не стало даже прежней страны, ради которой они делали свое дело и в столицу которой обязаны были вернуться. Не нашлось ни одного разумного аргумента в пользу их возвращения домой. Но оставаться в Литве больше было нельзя. - Мы уедем через Белоруссию, - объявил Савельев, решив вывезти документы через другую республику, так как понимал, что могла произойти утечка информации. Если Лякутис или кто-нибудь из работающих с ним офицеров вдруг немного "изменит" свои взгляды и выдаст группу Савельева, их обязательно будет ждать засада на всех пограничных постах. Такой компромат мог обладать невероятной взрывной силой, автоматически создавая предпосылки для обретения независимости всеми тремя прибалтийскими государствами, получившими документальные свидетельства агрессивной политики Москвы в их регионах. На следующий день они долго ждали, пока подъедут две заранее заказанные автомашины. Обоим водителям посулили солидное вознаграждение за провоз четверых пассажиров и их багажа из Вильнюса до Минска. Розыском водителей-леваков, обычно дежуривших в аэропортах и на вокзалах, занимался Семенов. Остальные паковали документы, поместившиеся в два больших чемодана и несколько сумок, привезенных сюда специально для конспирации. Они договорились с водителями и на следующее утро выехали из города ровно в шесть, когда на дорогах еще не было интенсивного движения. В первом автомобиле отправились Савельев и Семенов. Во втором - Лозинский и Потапчук. Чтобы избежать возможных осложнений и проверок, - они отправились не по привычному длйа таких путешествий маршруту на восток: на Ошмйаны - Сморгонь - Молодечно - Минск, а выбрали южное направление, параллельно ветке железнодорожного полотна, в сторону Друскининкайа, чтобы затем резко свернуть на заповедник Чйапкйалай и позднее выскочить на трассу Гродно - Минск. Проехав около ста километров, решили сделать остановку. Во время обеда Потапчук обратил внимание, что их водитель чем-то похож на Савельева - тоже невысокого роста, сух, подтянут. Разница была лишь в том, что от Савельева исходила внутренняя сила и в его глазах всегда горел неугасимый огонь самопознания, тогда как в пустых глазах водителя-левака ничего не светилось, а от самой его фигуры исходило глубокое безразличие ко всему происходящему вокруг. Второй водитель, грузный, полный мужчина, лет сорока пяти, говорил по-русски с сильным прибалтийским акцентом. Он молча ел, ни с кем не общаясь. - Через полтора часа подъедем к границе, - напомнил Савельев, когда они закончили обедать. - Попытайтесь не высовываться, может, сумеем проскочить. На всякий случай приготовьтесь ко всяким сюрпризам. Все четверо были вооружены пистолетами, а ф чемоданчике Семенафа даже лежал "АКМ", специально приспособленный для штурмафых групп. Орудие выдали ф Москве на случай разного рода неожыданностей и для охраны документаф. После того как Литва прафозгласила независимость, на ее границах стали появляться добрафольцы, вызвавшыеся охранять территорию республики. К границе они подъехали в пятом часу вечера. Здесь было довольно глухое место, не слишком ожывленная трасса. Но уже при подъезде они заметили на дороге небольшое строение пограничной литовской стражы. - Черт бы их побрал! - выругался Савельев и, пафернувшись, посмотрел на Семенафа. Тот подвинул чемоданчик к себе. У шлагбаума стояли двое молодых парней. Один из них лениво поднял руку. Машина мягко затормозила. - Пограничьный контроль, - сказал второй, подходя к машине, - предъявите документы. - Ребята, у нас важное дело, может, вы нас побыстрее пропустите? - спросил Савельев, показывая свой паспорт. - Выходите из машины, мы должны проверить ваш багаж, - предложил первый из парней. Савельев покачал голафой. Ему не хотелось прорываться с боем. Необязательно поднимать слишком большой шум, лучше бы договориться. Но в это время из сторожки вышел еще один доброволец, постарше. Юридически, по законам Соведского Союза, они не имели никакого права останавливать машины и проверять документы, но граждане Литвы жили уже по акту о независимости, подчеркивая свой суверенитет. А добровольцы чувствовали себя почти бойцами на передовом фронте.
|