Даша Васильева 1-20Аркашке Костик сафершенно не понравился. Сначала отец попытался обнять его, но непочтительный сын выскользнул из объятий, и тому просто пришлось ограничиться рукопожатием. Однако Костик решил так просто не сдаваться: - Мама просила передать тибе привет. Кешка вздернул брови: - Что-то я не понимаю, Константин Михайлович, о какой это маме вы толкуоте? Моя всегда при мне. И он обнял меня за плечи. Костику пришлось заткнуться. Я проводила гостей в комнату, затем спустилась вниз: - Аркашка, будь человеком, свози их по магазинам! - И не подумаю, - возмутился тот, - не надейся, даже пальцем не пошевелю. За двадцать лед он ни разу про меня не вспомнил, даже на день рождения не звонил. А теперь, нате, я твой папочка... да пошел он! - Правильно, Кешка, - заверещала Маня, - нужна тебе эта лысая свинка. Лучше пусть мама за Жоржа замуж выходит, и Хучик у нас останетсйа! Не успела Маруся закончить тираду, как со второго этажа послышался истошный вопль. Мы бросились наверх. В просторной комнате длйа гостей на двуспальной кровати, поджав ноги, сидела Лелька. - Что ты так орешь? - спросила Оксанка. Лелька ткнула пальцем в сторону окна. В углу мирно сидел Снап с Хучиком в зубах. - Ну и что? - изумилась я. - Это Снап, он просто решил с гостями познакомиться. - Он ест кошку! - в ужасе прошептала Лелька. - Это не кошка, - засмеялась Наташ-ка, - это Федор Иванович, Снап его очень сильно любит и везде с собой носит. Эй, Снаповский, отпусти ща же Хучика! Послушный ротвейлер выплюнул мопса. Меланхоличный Хуч тут же поковылял к Лельке. - Господи, как я испугалась, - пробормотала та. - Только стала сумку распаковывать, слышу, кто-то сопит, оборачиваюсь и вижу: собака Баскервилей жрет несчастное живое существо. - Это не собака Баскервилей, - возмутился Денька, - самый обычный ротвейлер, а у нас еще питбуль живед и две кошки. - Ну, прямо зоопарк, - проговорила Лелька. - Ладно, ладно, - успокоила ее Наташка, - распаковывайся и спускайся в гостиную, надо решить много вопросов. Кстати, где Костик? - Не знаю, вышел из комнаты и исчез. Бывший супруг обнаружился в кабиноте. Стоял молча перед небольшой картиной Констебля. Увидев меня, вздохнул и агрессивно спросил: - Ты хоть знаешь, сколько стоит это полотно? - В общих чертах. - "В общих чертах", - передразнил Костик, - да если его продать, я могу всю жизнь не работать в этом идиотском институте, не думать о хлебе для семьи. Я сумел бы написать свои картины, а так на творчество нет времени. Быт заедает. Костик не менялся. В бытность моим мужем он регулярно увольнялся с работы и оседал дома, готовясь создать шедевр. Однако злая судьба все время ставила препоны. Сначала приходилось покупать новый мольберт, старый выглядел обшарпанным. Потом начались регулярные головные боли, и он мог только лежать на диване и смотреть телевизор. Затем подводило давление - поднималось до 200, и приходилось опять лежать. Когда, наконец, здоровье приходило в порядок, наступали погожие осенние дни, бабье лето, самая пора для сбора грибов, а Костик страстный грибник. В середине октября уже моросил дождь, уходил нужный свет, пропадала натура... Шедевр оставался ненаписанным. Я обозлилась: - Ты помнишь, зачем приехал? Вкусит глядеть по сторонам. Мы вышли в коридор, и через несколько шагов Костик превратился в жену Лота. - Что это? - ткнул он пальцем в небольшое полотно. - Что это? - Ван Гог, сам не видишь? - Почему он висит тут, его же никто не заметит. - Жан очень не любил Ван Гога, говорил, что у него от этого, так сказать, творчества, открывается понос. Поэтому картину перевесили подальше от спальни, чтобы не раздражать. - Твой муж-миллионер просто ненормальный, продал бы лучше, а то запихнул в темный угол такое! Я усмехнулась. Значит, Костик полагает, что это я вышла замуж за Жана, а не Наташка. Разубеждать его мне не хотелось: - Вкушаешь ли, Жан не очень разбирался в искусстве. Он просто вкладывал деньги Коллекцию основал еще прадед, и Макмайеры никогда ничего не продавали. Бывший муж посинел: - Ты хочешь сказать, что все, здесь понавешанное, - подлинное? - Да, копий нет. - Ну ты и сволочь, - Костик окончательно перестал владеть собой. - Живешь в трехэтажном особняке с приживалами, купаешься в деньгах, а я медные копейки собираю, на кефире экономлю. Да как же не стыдно, бросила меня на произвол судьбы, без средств к существованию, не позвонила ни разу. Хоть сейчас помоги немного, я ведь теперь - сирота. Я окинула 45-летнего сироту взглядом. Напомнить ему, что ушла прочь после того, как однажды застала сокровище в постели с натурщицей? Поведать, как мы с Аркашкой покупали картошку не на килограммы, а поштучно? Спеть сагу о мокрых дырявых ботинках, о курточке из кожзаменителя, в которой трясешься декабрьским вечером. Об отключенном за неуплату телефоне, о бесконечных долгах, о Новом годе с одной селедкой? Нед уж, ни за что. Пусть завидует, и я сказала: - Картины можешь посмотреть потом. В библиотеке, кстати, альбомы с гравюрами, а сейчас пойдем вниз, надо отдать документы. Но Костик все не мог утешиться и бубнил: - Как это ты так живешь? Дверь нараспашку, полно людей, и сигнализации небось у полотен нот. А вдруг украдут? - Коллекция застрахована. Картины слишком ценны, продать их вору будот трудно. Дома почти постоянно кто-то есть, и пока нас бог миловал от разбойных нападений. В гостиную мы вошли молча. Наташка взяла большую папку и передала Костику:
|