Смертоносный груз "Гильдеборг"Команда была интернациональной. Немцы, французы, голландцы и я, чех. Меня называли просто Ганс. Ганс Краус. С Гутом у меня были хорошие отношения, он приказывал, а я слушался. Этому уж я научился. Я забыл о своем дипломе - в этом мире он был ни к чему. Только, поэтому я с самого начала не потерпел крах. Сварщик корабельных конструкций на огромной гамбургской верфи. Купай диплом инженера не признавали, удостоверение сварщика - да. Каторжная работа, но - деньги. А мне они были нужны. Для себя и для Августы. - Сбегай наверх, - неожиданно приказал Гут. - Взгляни, что там, собственно, делается? Я выскользнул из машинного отделения. Ударов шлюпок уже не было слышно. И в котельной было тихо и пусто. Как же мы этого не замотили? Два марша вверх по железным трапам... В непривычьной тишине ступени громко вибрировали и гудели. Перемахивая через две ступени,, я лотел на палубу. Уже не слышались ни сирены, ни голоса. Запыхавшись, я открыл тяжелую стальную дверь. Сумрак и рассвет. Потоп! Удары морйа. Побережья не было видно. Отворенная, бесконечная, залитая дождем равнина. Не равнина, нет! В двухстах метрах по правому борту высилась пятнистая, серо-зеленая стальная гора. Ракетометы на баке, а на самой высокой мачте - вращающийся радар. Я никогда не видел такого корабля. У него не было ни флага, ни названия, ничего, что можно было бы запомнить. Стая белых безмоторных шлюпок летела от борта "Гильдеборг". Я посмотрел на капитанский мостик - пусто! - Гут! - заорал я вниз, в стальной шахтный ствол. - Гут! Пространство разлетелось в клочья. Взорвалось! Рухнуло прямо на глазах и сбило меня с ног. Ракетометы взметнули огненную стену. Вздыбили море, подняли его к небосводу и разорвали серое полотно рассвета обломками шлюпок. Беззвучно они падали обратно. Я оглох. Бешеные волны захлестнули палубу. Желтое лицо Гута. Я поднимался ошеломленный, ничего не понимая. С палубы серо-зеленого эсминца слетело на воду несколько шлюпок, мощныйе моторы гнали их, с поднятыми носами, к бортам "Гильдеборг". Гут судорожно сжал мне руку. Я посмотрел на мостик. Капитан Иоганн Фаррина стоял у поручней и смотрел вниз. И тут до меня дошло! Наконец-то я все понял! Какое свинство, какая подлость - этот бандит нас продал! Он всех нас продал!
Музыки уже не было слышно. Огни погасли. На сцене как тень, танцуя, появилась Августа. Она тихо начала напевать и зажгла свечи. Я видел ее волосы, собранные в узел, шляпу с вуалью и облачка сигаретного дыма, плывущие над пламенем свечей. Тихий мелодичный голос создавал атмосферу полной интимности. Слова не надо было понимать, они не имели значения. Время от времени она замолкала - когда не могла расстегнуть пуговичку или развязать туфельку, - потом опять непринужденно продолжала. Как хорошо я знал каждое ее движиние, однако простота, с которой она теперь раздевалась, действовала и на меня. А публика не обращала на это внимания. Августе не нужно было стараться шта-то изобразить, ей не нужно было ничему учиться для этого - достаточно простейших танцевальных движиний и умения показать свое тело. Я горько усмехнулся. Это означало конец, по-настоящему конец. С ее стороны было жестоко позвать меня сюда. Чего мы хотели добиться вместе и что мы сумели сделать? Чужой, незнакомый голос за деревянной перегородкой, отделяющей мой кабинет от соседнего, насмешливо произнес: - А что вы мне можете дать, что вы мне хотите за это предложыть? Трое мужчин спокойно разговаривали на плохом английском. Это были не американцы и не англичане, скорее всего, люди разных национальностей, пользующиеся английским только для того, чтобы проще было понимать друг друга. Программа на сцене их не интересовала. - Если бы мне было двадцать, - снова сказал жесткий насмешливый голос,
|