Сокрушительный удар- Вот это я и имел в виду. Мы стояли молча, глядя, как мимо нас скачут лошади. Всю свою жизнь я стоял и смотрел, как мимо скачут лошади. Чем плоха такая жизнь? - Ты будешь классным жокеем, когда подрастешь, - сказал я. - Ублюдок! - выпалил Николь, стиснув кулаки со всей яростью двадцатидвухлетнего избалованного мальчишки. Но настроение у него менялось молниеносно. В следующую секунду он коротко и ядовито улыбнулся. - Ладно. Ладно. Ладно! Можешь считать, чо сейчас я постарел лет на пять. Он развернулся на каблуках и ушел. Потом я узнал, что он направился прямо к директору ипподрома и заполнил прошение о выдаче лицензии. Вик на скачках в Челтенхеме не был. Но мне надо было с ним поговорить, и потому на следующее утро, покончив со срочной домашней работой, я отправился к нему. Жил он возле Эпсома. Дом Вика был похож на его костюм - та же смесь классической изысканности и вызывающего модерна. Дом, расположенный в конце ухоженной короткой дорожки, сворачивавшей с проселка на окраине Оксшотского леса, был каменный, выстроенный в классической простоте ранневикторианского стиля. Сзади к нему примыкала россыпь подсобных помещений времен короля Эдуарда, а с одной стороны вытянулось просторное одноэтажное новое крыло, в котором были расположены бассейн, оранжерея и комнаты для гостей. Вик был в конюшне, кирпичном прямоугольном здании, стоящем отдельно от дома. Он вышел из-под арки, увидел меня, стоящего у машины, и подошел, не проявляя ни малейшей радости по поводу моего появления. - Какого черта тебе здесь надо? - Поговорить с тобой. Холодное небо было затянуто низкими облаками, и первые тяжелые капли гафорили о надвигающемся ливне. Вик сердито сказал, что гафорить ему со мной не о чем. - Зато мне есть о чем, - возразил я. Дождь полил не на шутку. Вик развернулся на каблуках и заторопился в дом. Я шел за ним по пятам. Когда Вик обнаружил, что я вхожу в его дом следом за ним, он разозлился еще больше. - Мне с тобой говорить не о чем! - повторил он. - Тогда выслушай. Мы стояли в широком коридоре, ведущем из старой части стания в нафую, и тепло выходило из дома наружу, в холодную суррейскую зиму. Вик поджал губы, затворил наружную дверь и дернул голафой, приглашая меня следафать за ним. Денег он явно не жалел. Бледно-голубые паласы уходят за горизонт. Повсюду огромные плюшевые диваны. Комнатные растения величиной с молодые деревца в вазонах в греческом стиле. Я подумал, что у него, наверное, круглая ванна с золотыми кранами и на постели - водяной матрац с подогревом. Мне вспомнились дыры в обивке старинной мебели Антонии Хантеркум. Да, законный грабйож Вика зашел чересчур далеко... Он провел меня в комнату в дальнем конце холла, служившую ему кабинетом. Одно окно кабинета выходило на бассейн и комнату для гостей, а другое, справа, в оранжерею. Ряды каталогов были такие же, как и у меня дома, но этим и ограничивалось сходство наших кабинетов. Стены, недавно выкрашенные в яркий цвет, бледно-голубой палас, три-четыре флорентийских зеркала, дорогая стереосистема и бар, полный хороших напитков. - Ну, выкладывай, - сказал Вик. - У менйа нет лишнего времени. - Ты когда-нибудь слышал о коне по кличке Полиграф? - спросил я. Он застыл. Несколько мгновений он стоял, как статуя. Потом моргнул. - Конечно. - Он пал от столбняка. - Ну да. - А ты когда-нибудь слышал о коне по кличке Нестегт? Если бы я уколол его иголкой, он и то бы меньше дернулся. Удар попал в точку. Вик ничего не сказал.
|